Объявление у деканата о наборе группы по изучению японского языка поставило меня перед жёстким выбором: репетитор по рисованию или курсы японского. Но они будут длится три месяца, и я не думаю, что за три месяца можно сносно освоить японский. Если уж учить язык, то основательно. Хотя вот ещё курсы каллиграфии есть, может, туда подасться?...
И что самое печальное, стоимость курсов в деканате не говорят. Не знают они. А у меня стоимость - решающий фактор. Хотя на данный момент я больше склоняюсь к репетиторству по рисованию.

---

Первое сражение с притеросканером осталось за ним. Драйверы я установила, но печатать/сканировать он не хочет. Когда я пытаюсь сканировать, он мне пишет, что выполняется обслуживание принтера. Что сие значит?
Как плохо быть технически безграмотной.

---

Ладно, я тоже хочу

У каждого есть темы, о которых он пишет в своём дневнике, и есть такие, о которых он не говорит. Предложите мне написать о чём-нибудь, о чём я, как правило, молчу. И я, наверное, сделаю это.

Ну-с...

личная жизнь

Личная жизнь
С этим всё всегда было сложно, потому что человек я недоверчивый и скрытный, людей к себе подпускаю долго и неохотно. А ещё я девушка серьёзная, что тожен мешает) Несколько лет встречалась с одним человеком, но сейчас всё больше понимаю, что было не то и хочется не того, а что было - не понятно. Оглыдваясь на прошедшее время, испытываю недоумение: "Шо было-то?" На данный момент личной жизни у меня нет. И вообще, как в песне: "На третьем месте - любовь к животным, на втором - просто любовь, на первом - Лотман"

детство

Детство
Кажется, до 1996 года моя семья жила в старом пятиэтажном доме. Я совершенно не помню, как там было зимой, а вот летом листва была так близко к окну, что казалось - к ней можно прикоснуться. Дом находился в каком-то тихом городском закоулке, среди старых деревьев и детских площадок. Соседи - всё больше старики, только две молодых семьи, у каждой была дочка. С ними и играла. Насколько я помню, больше подруг у меня не было. Ребёнком я была необщительным.
Весь год проходил в ожидании поездки к бабушке и дедушке в Рязанскую область. Чаще ездили на машине, пожалуй, это самые яркие воспоминания. Когда едешь на закате по незнакомым местам, за окном - леса и луга, из колонок хорошая музыка, то ощущения волшебные. Когда вспоминаю об этом времени, перед глазами картинка: дремучий лес, дорога, разрезающая его и теряющаяся в какой-то дымке, мы на вершине холма, и всё это видно до самого горизонта.
До денревни, где живут бабушка с дедушкой, добирались обычно с приключениями. То машина сломается, то застрянем где-нибудь, то ещё что. Обычно всё это случалось в одном и том же городе, таким он был несчастливым.
А потом мы с мамой стали ездить туда на поезде, и всё волшебство закончилось. И чем больше времени проходит, тем больше я сомневаюсь, что когда-нибудь приеду туда ещё раз.
Когда мне было шесть лет, мы переехали. Новый дом был десятиэтажным, и жили мы на последнем этаже. Я пошла в новый садик, и друзей прибавилось. Со многими детсадовскими одногруппниками я потом ходила в один класс, а сейчас общаюсь только с одной из тех, с кем познакомилась в шесть лет. Наиболее яркое воспоминание: мне купили новую красивую куклу, и когда я пришла с ней в садик, девочки, которые считались, так сказать, элитой, вдруг смтали со мной играть. Я понимала, что всё это из-за куклы, так что было очень обидно.
Пожалуй, детство дилось класса этак до третьего.

вещие сны

Вещие сны
Мне никогда не снились. Иногда, правда, возникает ощущение, что всё это когда-то было, что, наверное, такое я видела во сне, но вряд ли это можно назвать вещими снами. Маме моей сняться, а мне - нет.
У мамы бывают сны-предостережения, сны, когда ситуация противоположна тому, что потом происходит. Напрример, ей два раза снилось, что я не поступила. Ей приснилась смерть нашего родственника. В какой-то момент вещие сны снились так часто, что это пугало.
Так что дар провидицы в нашей семье только у мамы.

запись создана: 05.03.2009 в 19:22

---

Рисование Юкимуры превратилось в нечто вдумчивое и даже медитативное. Берётся лист, изучается внимательным взглядом, на листе появляются несколько штрифов, лист откладывается обратно на сканер, в стопку таких же рисунков из разряда "медитативные". Я чувствую себя хирургом, который медленно и вдумчиво режет пациента, долго смотрит на внутренности, потом откладываает скальпель и уходит покурить.
А ещё у нас хоть и тепло, но зима. Всё противно-белое. Грустно.

---

филфаковский цитатник

-Фольклор вы можете собирать в городе, в деревне...
-Да мне всё равно где, главное, чтоб он был эротический.
*
Пара фонетики. Транскрибируем.
-Плащ дай мне. Плащ дай мне... Плащдай мне... Плащдай!
-Это императив получается.
*
-Простите, как вы машину называете?
-Мишутка.
-Оо
-От слова Митсубиси.
*
Пытаюсь сообразить, на какой остановке выходить.
-Мы уже или ещё не? А теперь-то мы уже?
*
Препод: А теперь давайте копнём молодых людей...
*
Препод: А примерами этого могут служит такие слова как прорубить, прорезать, прострелить.
*
Переводим письмо, которое нам написала преподаватель латыни.
Сид: Так. Salvete... Значит, у нас получается: здравствуйте, ученики, здоровые и не очень. О_О
Я: В общем, содержание письма сводится к memento mori (=помни о смерти). Нам угрожают.
*
-После того, как одна дама посушила кошку в микроволновке, а потом пожаловалась на компанию в суд, инструкции стали более подробными.
-И что, теперь так и пишут: не микроволновать кошек?
*
На мифологии.
-Кто также может быть проводником между двумя мирами? Беременная женщина. Женщина вообще часто была проводником. Например, Баба Яга...
-Постойте, что, Баба Яга беременная?
-Вот беременную пока не встречал.
*
Сид: У тебя там сильно всё хорошо с водой? В смысле, попить можно?
*
-"Лютый Грендель бесчестит Хеорот". Кто такая Хеорот?
-Это замок.
Через несколько дней:
-Между прочим, "Хеорот" переводится как "палата оленя"
-Лютый Грендель бесчестит оленя?!
*
Ольга: Эх, весна, солнце!
Я: Ага, Солнечный Морг станет ещё более солнечным!
(Это мы об аудитории. у филологов юмор почти как у медиков)
*
Танцуем сиртаки в аудитории. Заходит преподаватель. Смотрит на нас круглыми глазами, мы смущенно застываем.
Преподаватель: П-продолжайте, продолжайте...
*
Катя: Почему вы меня не спрашиваете? Я уже полчаса руку тяну!
А.Ю.: Ну хорошо, что вы можете сказать?
Катя: В ваше оправдение - ничего.
*
-Постойте, но почему Вергилий сделал именно так, ведь логичнее было бы наоборот?
А.Ю.: Вот сходите в магазин, купите тарелки, вызовите его дух и спросите.
*
Я: Уже босю думать, что про нас говорят в деканате. Мы и огруцы преподавателям дарили, и сиртаци танцевали, и ржём постоянно без повода, и сомнительные предложения декану делали...
*
Латынь. Читаем в слух тексты.
Препод: Серёжа, ну почему вы так драматично читаете? Здесь описано, как дети в школу идут. Где здесь пафос?
Я: Это трагический пафос.
Чуть позже.
Препод: А вот петь текст было совершенно необязательно...

---

Пробежав несколько раз из одного конца универа в другой с сумкой на плече и пакетов с учебниками в руках, как никогда ясно осознала все минусы перемещения в пространстве по принципу "своими ногами". Еле дотащилась до дома.
А завтра ещё фикультура. На тающем снеге.
И старослав с латынью.
Кто-нибудь, откачайте меня завтра прекрасным, вечным и добрым.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

А вот кто бы мог подумать, что в действительности сказка о Курочке Рябе заканчивается тем, что дед повесился в сарае, бабка вроде утонула. а внучка по рукам пошла.

---

А можно мне картинки с крышей и скамеечкой, на которой Юкимура сидеть любит? Или можно ссылку на мангу и указание глав, где такое есть. Я обоснуй собираю.

---

Я не могу удержаться и не отметить этот факт, извиините. Но краснеющий Кайдо имел место быть)))

---

Мне определённо пора начинать думать, что говорю и рядом с кем. Сегодня было очень весело, когда я обозвала преподавателя подлецом, за то, что он сумкой толкнул подругу, а это моё слово услышал другой преподаватель и пообщел нажаловаться) Добрые одногруппники обещали "встать за тебя, как за район")

---

Серёжа берёт в руки гитару и начинает наигрывать нечто баладное. Поясняет:
-Это ассоциация такая такая с литературоведением. Музыкальная.
Следующая мелодия мрачная и какая-то эпическая.
-Это про зарубу и зачёт у Братухина.
Мелодия всё мрачнеет.
-О, приближение зачёта...
И вдруг становится оптимистичнее.
-Зачёт получен!
-А какие ассоциации с лексикологией?
Серёжа молча наигрывает похоронный марш.
***

-Я только сейчас заметил, что две девушки впереди, две девушки позади... Хорошая охрана!
-Это конвой, Серёжа.
***

-У меня к тебе ещё одна просьба, эксплуатирующая по желанию...
***

-Долг будешь отдавать натурой.
-О_о Рубашку сейчас снимать?
-Песни, в смысле, будешь петь!
***

-Вот если вы так при мне в буфете скажете "стакан чая", зачёт не поставлю.
-Да мы так в буфет ходить не будем!
...-А если ещё и так в буфете при мне скажете, то зачёт точно не поставлю. Хотя, наверное, вы меня из буфета просто выгонять будете.

И вспомнилась фраза метаматика "Приходите вы в столовую, а вам на обед бесконечность. Вы же из столовой не выйдете!"

---

мне надо к сегодняшняму докладу готовиться, а я чем занимаюсь? Ну да, рассматриваю принцевые картинки. Это второй раз, когда меня каноном ударило ещё до того, как я ознакомилась с источником канона. А всё грамотный и ненавязчивый пиар виноват, ага. Но там уже даже по официальномиу арту чувствуется такая душевность, что моё нежное девичье сердце не выдерживает.
И что-то мне кажется, что Юкимуру буду рисовать в кимноно Оо

---

Я самонадеяный самомазохист, ага.
В общем, потому, что у меня теперь есть сканер, желание рисовать душит все остальные, а сама для себя я рисую очень медленно и хочу убыстрить (слово-то какое) сей процесс, прошу заказы на арты. Ну, если, конечно, нравится, как я рисую.
Один человек - один арт. Сразу говорю, что двое и более людей на одном листе не смогу нарисовать, это для меня пока запредельное.
После 12 марта куплю шнур для сканера и буду отчитываться о проделаной работе.

UPD: Ю, я не забыла, я помню про твои три штуки!

---

Ещё одна часть эдова подарка

Алхимик. Проспекция

Алхимик. Проспекция
Когда-нибудь после они приедут в незнакомый город накануне Рождества. Как назло, город окажется заполнен туристами – рождественский фестиваль, единственный такой в стране, единственный в своём роде. Они оставят вещи на вокзале и отправятся бродить по городу.
Рождественская суета покажется им чем-то невозможным, нереальным, отделенным от них мутной плёнкой. Они будут рассматривать людей, витрины, вглядываться в затянутое тучами небо и думать, что, наверное, вот там, за пространством, которое не измерить и не преодолеть, тоже суета и снег – свой, особый, не такой, как здесь.
Они робко оглянуться по сторонам, ища среди толпы кого-то, потом взгляд одного остановится на высоком светловолосом юноше, а взгляд другого равнодушно скользнёт по толпе.
Кто-то обернётся и позовёт:
-Эдвард! Ну, сколько можно, пойдём уже.
Кому-то некого будет звать.
И, разделённые пятью годами скитаний и Вратами, братья пойдут – в разные стороны. Эдвард свернёт в боковую улочку следом за Хайдерихом. Альфонс – прямо, пробираясь сквозь толпу.
Будет идти снег – в каждом мире особый, – будет гудеть толпа, будут раскачиваться фонари на ветру, небо будут закрывать тучи – в каждом мире свои, в каждом мире особенные.
А пока оба брата лежат на полу огромного зала, один из них скован алхимическим кругом, другой - смертью. До того, как оба исчезнут – минуты.

Алхимик. Ретроспекция

Алхимик. Ретроспекция. Фрике
Когда сидишь в кабинете, а непосредственное начальство со скептической ухмылкой читает твой отчёт, время тянется ужасно медленно. За окном лето и солнце, а тут, понимаете, огненное чудовище и скучно – ну как не взвоешь от тоски?
-Стальной, да у тебя ошибка на ошибке. – Чудовище помахало папкой с отчётом. - В школе-то совсем не учился?
-Это не ошибки! Это вы не знаете, как слова пишутся.
-А, ну-ну, - чудовище гаденько ухмыльнулось, и – снова читать.
Через некоторое время Мустанг отложил отчёт и опёрся подбородком о сцепленные пальцы. За его спиной, за окном, ветер трепал листву. Лето…
-Что могу сказать… Проблемы с грамотностью – раз, с композицией – два, зато сколько чувств и лишней информации! Эх, Стальной, да этим, с позволения сказать, сочинением… - Эдвард демонстративно зевает и делает вид, что сейчас заснёт. – Эй! Слушай, когда с тобой разговаривают!
-А зачем? – Эдвард нахально улыбнулся. – Умного всё равно ничего не услышу.
-Вот наглец, - Мустанг тоже улыбнулся, почему-то – довольно, и убрал папку в ящик. Эдвард облегчённо вздохнул. – Ладно, Стальной, уму-разуму тебя всё равно учить поздно и бесполезно, пойдём, что ли, выпьем за встречу…
-Мне нельзя пить, я несовершеннолетний.
-Ай, Стальной, ну что за мысли, я же про чай…
…Странно, но в важные моменты в голову всегда лезет какая-то чушь.
Машина тормозит, и они отходят от неё на пару метров. И хотя прощаться – плохая примета, они ударяют друг друга по ладоням – на удачу, – быстрое «прощай», тут же растворяющееся в воздухе, и – в разные стороны, и – улыбаясь.
А сердце ёкает: не увидимся.

@темы: записки на коленке, ФМА-шное

---

Медленно и вдумчиво просматриваю РоТ. И вот что для меня там пока самое прекрасное, так это возможность рассмотреть динамичные позы и Фуджи. Самое непрекрасное - Рёма и отсутсвие Риккая. Ибо заинтригована этим зверем по самое некуда.

---

Развлекалась тем, что искала на снимке со спутника разные объекты. Снимок старый, и вместо нового моста - куцый обрубок. Тем не менее, универ я нашла. Но пока ползала по снимку, потеряла и снова уже не отыскала. Попыталась найти мой район, но там, где он теоритически должен быть - лес зелёныё и дремучий. Более того, там, где вообще должна быть половина Закамска - лес. Да и центр города странный, там драмтеатр в неположенном месте и слишком много зелени. Снимок, конечно, старый, но не настолько.
То ли я настолько невнимательна, то ли карта такая странная.
Чудеса.
В общем, я настолько тру топографический кретин, что даже в карте умудрилась запутаться.
Когда летом буду и.о. экскурсовода, от знакомых маршрутов - ни шагу. А то ведь заведу так, что не выберемся.

---

Башня Смерти, Разгуляй и Двагуляй, Лысая гора, Кислотные дачи, Висим... Топонимия моего города меня пугает

---

Разобрала содержимое ящика, куда складываю всё рисовательное. Нашла рисунки времён худ. школы, первые фанарты (что странно, самый первый фанарт поприличнее следующих, а ещё на нём следы от кошачьих зубов). Ншла несколько попыток нарисовать Годжо и Химуру, некоторые порандовали задумкой и были отложена на дальнейшую доработку.
Вообще некоторые листочки вызывали вопрос "Что ж я в виду-то имела?" Там какие -то кружочки, линии, стрелочки, нифига не понятно и очень таинственно. Тайный смысл рисовательного шифра со временм забылся.
А ещё как-то грустно. Такое ощущение, что прогресса нет. То есть, смотрю я на листы четырёхлетней примерно давности и понимаю, что попытайся я сейчас нарисовать то же
самое, лучше не получится. Эх.

---

НАЗВАНИЕ: das Alleinsein in der Stadt
(в переводе с немецкого – одиночество в городе)
АВТОР: Фрике
БЕТИЛИ: #Ed Elric#, Нита
ФЕНДОМ: Fullmetal Alchemist
ХАРАКТЕРИСТИКИ: Очередной ангст, возможно, ООС. Закончено.
СОДЕРЖАНИЕ: Креатив на мюнхенскую тему.
ДИСКЛАЙМЕР: Не моё

[…На самом деле здесь очень холодно. Нет, правда, по-моему, дома было куда как теплее, даже в самые лютые морозы там было намного теплее, чем здесь… ]

-Эй, Хайдерих! Чтоб тебя! Ты где?!
Один человек ищет другого среди света и пыли, среди духоты и тишины. Один человек ищет другого – и кто знает, кого на самом деле.
-Эд, ну не ори ты так…
Заспанные глаза, всколоченные волосы. В последнее время Хайдерих просиживает целыми днями в домашней библиотеке, там же и засыпает. Возможно, потому что приобрел привычку ложиться в четвёртом часу.
-Доброе утро, - фыркает Эдвард, - Вставай и пошли.
-А? Куда? Зачем?
-На праздник, куда ж ещё? Пить и веселиться. По полной программе.
-Какой празд… Тьфу, я забыл! Подожди, я хоть умоюсь.
Хайдерих уходит, а Эдвард остаётся ждать в библиотеке. Проходит минут десять, потом Хайдерих возвращается, причёсываясь на ходу.
Когда они выходят на улицу, Эдвард щурится на облачное небо.
-Опять дождь, - тоскливо говорит Эд. - Чёртова погода, как же задолбало...
Хайдерих вздыхает и устало трёт лицо, пытаясь прогнать остатки сна.
-Осень, не жалуйся… А я ведь так и не выспался. Между прочим, мог бы с расчётами помочь, мы как бы вместе работаем.
-Ну, прости, - кривая усмешка.
-Или хотя бы не будить, - добродушно-примирительно, отводя глаза.
-А вот это уже никак. Оберт обидится и орать начнет, а орать он умеет, это такая звуковая волна, такая волна… - голос Эдварда понижается до шёпота.
Хайдерих тихо смеётся.
-А ещё это та-акие кулаки.
-Не надо о кулаках. Физик-культурист, блин, ещё один на мою голову! Он что, качается, что ли?
-Да какое там качается? Он то в университете, то дома, то в библиотеке. Ему некогда. Это природное. Чёрт, он ведь в университет вот уже месяц через день, через два ходит. Ладно, у нас деканат добрый, понимающий. Таланты уважает.
-Ну-ну.
Хайдерих расслабленно добродушен и беспечен. Эдвард напряжённо зол и собран.
Хайдерих смотрит под ноги и улыбается. Эдвард смотрит в небо и проклинает всё на свете.
Хайдериху нужно идти вперёд, ему всё интересно. Эдварду нужно вернуться назад, и плевать он хотел на этот город.
Хайдерих ждёт чуда и верит в него. Эдвард не верит, но продолжает ждать.
Есть много способов сойти с ума. И кто знает, какой самый надёжней.
Есть много способов, чтобы защитить себя от реальности. И кто знает, какой окажется самоубийством.

[…Что-то сломалось и скатилось в пропасть. Я помню, что потом…]

Когда мы пришли к Оберту, там было уже человек двадцать, не меньше. Да тут почти весь факультет! Из них я знал в лучшем случае половину, а Эдвард только троих-четверых, так что его начали знакомить со всеми, а он изо всех сил старался не выглядеть смущённым.
Я болтал со всеми и думал, что это совсем нездорово – иметь много приятелей и знакомых. Большинству из них плевать на тебя, другим ты нужен, чтобы вывалить на тебя свои проблемы – и это совсем не значит, что они тебе доверяют. А для третьих ты просто показатель статуса: «смотрите, сколько у меня друзей, а вот ещё один - изобретатель, талант!».
Возможно, именно из-за таких соображений Эдвард старается ни с кем не сближаться. Но мне кажется, это ненастоящая причина. Он вообще похож на человека, ждущего на станции поезд. Вот и старается ни с кем не знакомиться, чтобы не жалко было прощаться. Или чтоб не было искушения остаться. Он вообще очень странный, этот Эдвард.
Я подсел к нему, и мы вместе слушали череду тостов в честь Оберта. Двадцать два года как-никак, дата! Потом Оберт объявил, что один совершенно чокнутый, но очень добрый человек выделил на проект деньги, и мы сможем купить материалы и оборудование. Кто-то крикнул, что он бы ещё на пиво денег выделил, потому что может не хватить. Но когда начали отмечать, поняли, что закупились от души и с избытком.
Мы смеялись, пили и разговаривали, разгоняли клубы табачного дыма, подцепляли вилками кусочки еды и улыбались, улыбались, улыбались настолько старательно, что потом было больно, и улыбка превратилась в застывшую маску.
Я подумал, что это фальшивое веселье нужно нам обоим. Эду – чтобы вконец не замкнуться в себе, мне – чтобы не думать о лишнем.
На самом деле у нас не было никаких причин веселиться. Это веселье всего лишь погоня за исчезающей памятью. Бег от будущего.
Такие дела. Такие ощущения.
Я обещал себе не напиваться. Да и Эдвард бормотал себе под нос что-то типа «Не пить, не пить, много не пить, не пить, придурок». Но мы оба знали, что всё равно напьёмся, а потом не будем жалеть.
В тот вечер мы практически не разговаривали. Не было никаких пьяных откровений. Задав себе цель «перестать думать», мы методично старались ее достичь. Алкоголь свалил нас часа в четыре часа утра, и мы отрубились всё на том же диване в углу комнаты под пьяные выкрики.
Когда я проснулся, была тишина.

[…Потому что мне страшно. Потому что я не вижу. Потому что тебя нет и никогда не будет больше.
Я поднимаю руки. Следи за мной.
В этом городе из пыли я хочу почувствовать твой взгляд…]

Ты просыпаешься.
Ты просыпаешься.
Ты просыпаешься в этом уродливом мире.
Ты открываешь глаза.
Головная боль методично бьёт в черепе. Кто-то открыл форточку, и теперь в комнате холодно и свежо, такой стойкий вчера запах пива и сигарет едва различим. Как аромат хороших духов.
На часах – полпятого. Уже не ночь. Ещё не утро. Время, когда сон настолько крепок, что смахивает на репетицию смерти.
Эдвард трёт глаза и оглядывает комнату. Его недавние собутыльники, уснувшие кто где, действительно походят на покойников. Словно всех отравили каким-то газом. Словно все мертвы, а он выжил – единственный из двух десятков человек.
Эдвард садится и сразу морщится от острой боли. Дожди, слякоть, переменчивая осенняя погода - всё это кислотой разъедает нервы и плавит металл автопротеза, и он, раскалённый, вливается в кровь. Иногда металл достигает сердца и остывает там, превращаясь в маленькие комочки с острыми краями.
Элрик зажмуривается, закрывает лицо руками и ждёт, когда головная боль немного поутихнет. К горлу подкатывает тошнота.
Рядом движение – дёрганное, резкое.
-Кошмар какой-то… - жалуется хриплый голос.
Эд кивает. Перед глазами плавают разноцветные пятна. Реальность рвётся, и слышно лёгкое потрескивание, как будто паутину задели.
-Я тебя разбудил?
-Ага.
-Ал, там пиво…
Смешок.
-По-моему, уже хватит.
-Опохмеляться…
Такой невинный, ничего не значащий разговор
-Совсем плохо, да? Я предупреждал.
-Это когда? Нихрена не помню.
но оба уже давно не придают словам никакого значения
-Ещё бы. Хотя лучше не надо. И помнить-то нечего.
-Да ладно?
но и то, что скрывается за ними, они замечать не хотят.
Эдвард сжимает правое плечо, как будто это может уменьшить боль. Хайдерих встаёт и исчезает минут на пять, потом возвращается.
-Возьми. Должно стать легче.
Эдвард кивает, берёт бутылку, прикладывает её к гудящей голове, но бесполезно - стекло тёплое.
-Её пить надо, а не обниматься.
Эдвард фыркает, взбалтывает жидкость и всё-таки поднимает глаза.
А Хайдериха совсем не узнать. Весь такой прилежный и правильный, синеглазый блондин, мечта любой девушки, нежный и любящий сын, сейчас он больше похож на тяжелобольного. И даже не из-за помятой одежды, всколоченных волос и опухшего лица – из-за усталых, затянутых мутной пеленой глаз.
Эдвард делает несколько глотков пива и морщится. Тёплое. Выдохшееся. Да и легче не становится.
Они молча сидят на диване. Пьют пиво, передавая бутылку друг другу. За окном тишина, и мелкий дождик, а время будто остановилось, и вечное ощущение дежа-вю, когда этот мир пытается подражать покинутому. И противное, гадкое чувство, что все восемнадцать лет жизни – лишь сон и бред, настоящее – то, что вокруг. И не может быть по-другому.
-Пойдём погуляем, - вдруг говорит Хайдерих.
Эдвард соглашается. и они выходят, прихватив с собой недопитую бутылку.
А Мюнхен спит. Окутанный в рассветный туман, спит, как большой и неспокойный грязно-серый зверь. С улиц ещё не стерлась печать прошедшего дня, зверь не слизнул её шершавым языком, и в свете утреннего солнца печать кажется грязью на его шерсти. Иногда он вздрагивает во сне, и тогда ветер доносит голоса, звук мотора, крики ранних птиц.
Они идут по одной из многочисленных улочек. Пиво давно кончилось. Головная боль не прошла, да и ощущение нереальности происходящего становится сильнее с каждым шагом.
Рвётся, рвётся реальность. Измученное тоской сознание перекраивает её по-своему.

[Движение вперёд – и они отшатываются. Такие испуганные глаза… Они, убийцы, маньяки и насильники, боятся одуревшего от усталости и потери крови мальчишки.
Просто от них ничего не зависит, а ему надо сделать выбор, и вот он сейчас хлопнет в ладоши, а потом умрёт уже в который раз…]

Они сворачивают в узкий переулок. Эдвард останавливается и молча смотрит, как Хайдерих уходит всё дальше.
Бег от будущего, погоня за прошлым.
Внутри пусто и снаружи пусто.
Сегодня тихий дождь и блестящая мостовая, сегодня усталость превращается в безразличие, а безразличие закрывает глаза масляной плёнкой, сегодня стекло, окружающее бывшего Стального алхимика, становится настолько толстым, что разбить его практически невозможно. Сегодня Эдвард вместо Хайдериха видит своего брата.
Тоска разъедает сознание.
И в какой-то момент два мира сливаются вместе. Они становятся единым целым – на какой-то миг.
Безумие? Да. На время.
Просто временное облегчение. Получи, что хотел, и успокойся.
Ты дома, Эдвард.
Всё хорошо, Эдвард.
Закрой глаза, Эдвард.

[В тот день шёл дождь. Казалось, небо вытоптали сапогами и залили грязью.
Небесная кровь смешивалась с земной и стекала по кирпичной стене
Тогда, давясь рыданиями, я понял, что если даже ты готов отдать свою жизнь, она может оказаться никому ненужной…]

Голова кружится, кружится, кружится… И кажется, что летишь в пропасть, что дно уже совсем близко, хотя куда уж падать, и что-то долбится в голове: проснись, идиот! – и так больно, так больно, а хочется только одного – сойти с ума. Чтобы навсегда и бесповоротно.
Сумасшествие плотной тканью накрыло лицо, крепко завязало глаза.
Поэтому когда сквозь гул в ушах пробивается визг тормозов, когда в переулок на полной скорости буквально влетает машина и несётся прямо на Элрика, когда Хайдерих беззвучно кричит, а расширенные глаза водителя встречаются с пустыми глазами Эдварда, все это время он просто стоит и ждёт столкновения.
Время застывает. Высокая скорость смазывает краски.
Эдвард машинально, даже не соображая, что делает, соединяет ладони. А потом тянется к земле.
Мир плавится, и на его поверхности появляются бензиновые разводы. Мир так податлив, что с ним можно творить, что угодно.
Визг тормозов достигает пределов слышимости.

[Возможно, удивление.
Возможно, усталость.
Отчаяние? Да, конечно.
Страх? Безусловно.
Вина? Непременно.
Когда я встал с колен, вся моя одежда была в земле. Как будто я мертвец, выбравшийся из могилы. Я с трудом мог стоять на ногах. А в руке]

продолжение

«А ведь ещё бы немного,» - думает Хайдерих, - «ещё бы чуть-чуть – и всё.»
Его бьёт крупная дрожь, не унять, как ни старайся. Хайдерих, не отрываясь, смотрит на чёрные полосы на асфальте, и глаза у него совсем тёмные.
Ему кажется, на асфальте брызги крови. В глазах темно, и трудно дышать.
-Эй, Ал… - осторожно зовёт Эдвард. – Ал, ты чего?
Эдвард сидит на асфальте. Правая нога неестественно вывернута, но, судя по лицу, он совсем не чувствует боли. Странно. Только бледный очень. Перчатки в грязи.
-Ал, ты как?
Почему-то его слова кажутся незнакомыми и бессмысленными, и только это постоянно повторяющееся и единственное понятное – Ал, Ал…
-Ал, ты как? – тревожно переспрашивает Эдвард, заглядывая в глаза.
- Хватит меня так называть.Это не моё имя! – срывается Хайдерих.
Эдвард молча смотрит на него. Его глаза стареют с каждой секундой.
-Нет. Не твоё, - резко, с усилием выталкивает он. – Помоги подняться.
Хайдерих подаёт руку, Эдвард встаёт и припадает на правую ногу. Рассеянно начинает вытирать грязь с плаща, но только сильнее измазывается.
-А где… этот?
-Уехал, пока мы тут беседовали, - отвечает Хайдерих. – Давай присядем. Ты еле на ногах держишься.
-Да всё в порядке.
С трудом, но они находят скамейку неподалёку. В утреннем воздухе – запах дождя, Эд поплотнее запахивает плащ, Хайдерих поднимает ворот своего. Капли падают с мокрых листьев
-Так зовут моего брата, - вдруг слышит Хайдерих. – Альфонс. Совсем как тебя. Я всегда звал его короче, Алом. Ну, правда, - тихий смех, - сам он меня редко по имени, всё «брат» да «братишка»…
Это просто усталость, она скопилась в уголках глаз и теперь творит странные вещи. Это просто усталость, из-за которой притворяться больше невозможно.
-И похожи вы как близнецы.
-Вот как… А я-то всё думаю, почему ты… - Хайдерих морщит лоб и никак не может подобрать слова. – Ладно. Тогда, может, расскажешь? Всё и по порядку. Про брата и про то, откуда ты такой взялся.
Эдвард смотрит на него – внимательно, оценивающе, и в глазах у него жалость.
-Долгая история. Если про всё.
-А куда нам торопиться?

[Воздух пах больницей, смесью хлорки и лекарств.
Она очень старалась улыбнуться, уголки губ дрожали от напряжения и слабости, а во тьме зрачков затаилась зимняя ночь.
Мама, мамочка… ]

Эдвард долго молчит, глядя прямо перед собой.
В тишине слышен только стук капель о мостовую.
Сейчас Эдвард видит лишь багровую кровь на серых линиях. Кровавый след, будто кто-то провёл огромной кистью по полу. Сейчас у Эдварда перед глазами словно старое кино про двух глупых мальчишек, которые думали - вот странно! – что ни за что не надо платить. А потом поняли - если веришь и любишь, заплатишь любую цену.
А сейчас надо вот так взять и рассказать про всё. Семь лет. Масса ошибок. Масса смертей – родные, друзья, просто люди – знакомые и нет. Выжившие, что с ними там сейчас?
-Такие истории надо рассказывать в другой обстановке, - Эд смеётся. – Вечером на кухне или в дороге, как сказку. Давай дождёмся подходящего случая, хорошо?
Хайдерих кивает.
– Но ты всё-таки расскажи, как сможешь. Эту твою сказку.
- Ладно, - Эдвард улыбается.
Некоторое время они сидят на скамейке, болтают о разных пустяках, смеются, и вроде забывают происшествие с машиной, головная боль проходит. Немой до этого город вдруг наполняется звуками.
Потом они встают со скамейке и идут прочь. Эдвард чуть отстаёт. Хайдерих не сразу замечает, потом чувствует внимательный взгляд в спину и резко разворачивается. Эдвард врезается в него.
-Чёрт, ну нельзя так резко!
-Осторожней надо, – внимательный взгляд. – Что-то случилось?
-Да нет, ничего. Правда, - добавляет Эд, глядя на скептическое лицо Хайдериха.
Тот молча кивает. Они идут дальше. Через некоторое время Эд всё же не выдерживает и спрашивает:
-А откуда ты знаешь, что вокруг – не иллюзия? Где доказательства, что нам это не кажется? Что было вчера, есть настоящее, будет будущее? Всё вокруг тоже существует, ты действительно здесь, а не где-нибудь ещё?
Хайдерих останавливается и присвистывает
-Это ты не по адресу, приятель. Тебе к философам надо, да и они вряд ли ответят, слишком всё это неопределенно.
-А ты как думаешь?
-Я?.. Никак на самом деле. Просто это ненаучно. – Хайдерих разводит руками, а потом вдруг становится серьёзным. – Но это очень обидно – быть всего лишь чьей-то иллюзией

[…За секунду до того, как ярко-синий свет разольётся по залу, он успевает подумать: «Возвращайся, Ал». И закрывает глаза]

запись создана: 06.04.2008 в 23:22