Алхимик, пост-аниме, POV АлаСегодня мне снился брат.
Он умирал, но я не мог понять почему. Вокруг было много света, кто-то смеялся, что-то падало и разрывалось на части.
Сон был покрыт коркой льда, холодный и бесцветный.
Похоже, во сне я кричал: когда проснулся, саднило горло.
Вот что я решил: я больше не дам такому случится. Я буду сильным. Всегда.
Обед готовили в молчании. Уинри всё время тихо всхлипывала, поняв, что я заметил, делала вид, что это из-за лука.
Потом она ушла к Изуми. Я остался на кухне. Оцепенев, смотрел в окно. Через несколько минут спохватился, кинулся мыть посуду – разбил тарелку, а об осколки порезал руку. Хотел было начертить круг кровью, но как её потом с ковра отмывать, это с железа она легко…
И давящий страх сменился тоской, когда перед глазами промелькнуло что-то полустёршееся, полузабытое, ещё одно непонятное и неясное воспоминание.
К возвращению Уинри я убрал осколки и помыл посуду. Уинри села за стол и стала рассеянно водить по нему пальцами.
-Она такая худая. Она совсем не может есть.
Она помешивала ложкой давно остывший чай.
-Даже лекарства. Мне приходится делать ей уколы.
У Уинри сухие глаза и глухой голос.
-Сегодня она улыбалась.
Мне снилась маленькая девочка с длинными косичками. Она смеялась и что-то говорила, но я её не слышал. Во сне я помнил её имя. Во сне я помнил, что она умерла.
Сон был тёмным и потрескавшимся, как старые краски.
Когда я проснулся, в соседнем дворе выла собака – надрывно и страшно.
-Нина…
Я не смог вспомнить, чьё это имя.
Собака выла до самого утра.
Чёрный дворецкийСиэлю снится чернота, и эта чернота живая – хрипит и воет сотнями глоток. Чернота обжигает кожу, когда вдыхаешь её, жжёт горло. Если внимательно прислушаться, то за воем можно различить треск пламени и грохот ломающихся балок. Звон стекла. И шум дождя.
Когда Сиэль просыпается, сон будто выцветает, блекнет, растворяясь в свете ночника.
А за окном и вправду – дождь.
-Вам снился кошмар?
Сиэль резко садится и прикасается к повязке на глазу, но тут же отдёргивает руку. Этот голос, кажется, он звучит из тени в углу, из шума дождя, из его собственных мыслей.
-Ты снова здесь.
-Да. Завтра я вас забираю.
-Вот как…
Сиэль невольно вздрагивает: не очень-то приятно разговаривать с пустотой. И в ответ на его мысли раздаётся тихий смех.
-Не волнуйтесь. Это последний раз.
-Ты… Прекрати читать мои мысли!
-Вы мне запрещаете?
Ему весело, чёрт возьми. У него такой насмешливый и вкрадчивый голос, что от этого тошно становится.
-Запрещаю. И запрещаю подглядывать в мои сны. Ясно?
- Не стоит стыдиться того, что Вам сняться кошмары. Прошло всёго лишь две недели, это слишком малый срок. Вам нужны месяцы, чтобы восстановиться.
Сиэль молчит. Не собирается он со слугой о личном разговаривать. А слуга-то, похоже, себя слугой совсем и не считает. Дерзит и пререкается, правда, вежливо так, за учтивостью скрывая насмешку.
Но вот только что… это была забота?
Показалось.
За окном идёт дождь. Форточка открыта, и ветер колышет занавески. В больничной палате темно, и только пузырьки на прикроватном столике поблёскивают. Демон молчит, и Сиэль не знает, здесь ли он ещё.
Ничего не происходит.
Когда Сиэль уже начал засыпать, и веки отяжелели, а голова точно заполнилась ватой, когда на грани между сном и реальностью, Сиэль мельком увидел высокого мужчину у окна, тогда мальчик произнёс, с трудом выговаривая слова:
-Я тебе имя придумал. Себастьян Микаэлис.
-Вот как? – смешок. – Себастьян. Хорошо… Спокойной ночи, Ваша светлость.
-Спокойной ночи…