Как-то давно задумала я повесть... но дальше эпилога дело не пошло и вряд ли пойдёт, так что вот. Общее название Plac...

четверг, 30 августа 2007

19:00

Фрике

Как-то давно задумала я повесть... но дальше эпилога дело не пошло и вряд ли пойдёт, так что вот. Общее название Placebo. В принципе, сам эпилог можно воспринимать как отдельную зарисовку.

Placebo

Холодно. Сыро. Серо. Прекрасная погода для похорон. Если для них вообще может быть хоть какая-то погода…

-Мама, ты плачешь?

Мотнула головой.

Нет, не плачу. Они просто текут. А я – не плачу.

-Мам, ну смотри, он же просто спит!

-Он не спит, - слова сквозь всхлипывания, сжимающие горло. Трудно дышать… – Он умер, понимаешь?

Не понимает. А ведь пора бы. Шесть лет.

Капли дождя падали всё реже и реже. Они капали на лицо покойного и стекали по нему, как фальшивые слёзы плохих актёров. Или как бутафорские слёзы клоунов – и лицо печально, и влаги много, а смешно на них смотреть…

-Он жив, - уверенно сказал ребёнок.

И столько веры в словах. Плевать на все земные законы, на все правила и запреты, на все разрешения, ничего этого нет, а есть только убеждение – папа жив. Папа просто спит. В неудобной, узкой коробке, спит тряпичной куклой.

-Мама, он проснулся!

Кукла ожила. Потянулась, сцепив пальцы. Потом поправила узел галстука и посмотрела по сторонам.

Живой. Жи-вой. Ж-и-в-о-й.

Она бросилась к нему, но её схватили за руки, оттащили, обняли, как будто ей это нужно. Она рвалась и кричала.

Небо раскалывалось на части от её крика.

Гроб опустили в яму и стали засыпать землёй. Коричневые комья сыпались ему на волосы и пачкали белоснежный воротник. Гроб, конечно, закрыли, но она этого не видела.

Когда могилу засыпали, она упала на колени. Загребая землю пальцами, она шептала:

-Убили… Убили… Убили… Убили… Убили…

Маленькая ладошка подняла с земли камень, повертела его немного и бросила обратно.

-Мама, ты не плачь. Папа будет к нам приходить. Честно.

В её глазах были надежда и отчаяние. Только в женских глазах могли смешаться эти два чувства.

А погибший муж и правда приходил. И всегда на его воротнике были земляные пятна, а в волосах - камешки. От него пахло не кладбищем и даже не разложением – землёй и травой. А ещё деревом. Но это она сама придумала.

Сначала Павел приходил на несколько минут, потом – на полчаса, потом – на час. А потом она поверила в него по-настоящему и стала сама придумывать его движения и взгляды.

Темнота. На потолке полоски света.

«Живой. Жи-вой. Ж-и-в-о-й», ползло по стенам

Он встал, одёрнул футболку и пошёл на кухню.

Горел свет, и свистел чайник. Немолодая уже женщина ласково смотрела на пустоту перед собой.

Он глянул на пустую табуретку между столом и холодильником. У этой стороны стояла чашка с крепким чаем, от которой валил пар.

-Доброй ночи, папа, - пробормотал ребёнок, плюхаясь на третью табуретку.

Столбик дыма качнулся, как будто отвечая.

-Хочешь чаю, Андрюша?

Он кивнул. По комнате поплыл, смешиваясь с запахом земли, аромат чая.